Притчу об исцелении бесноватого (Мк 5:1–20) можно без преувеличения читать годами, настолько она богата… даже не содержанием, а пластами содержания. Коснемся хотя бы некоторых.

В стране гадаринской Христос изгнал бесов из одержимого; сами они свидетельствовали, что их очень много (легион; в армии Рима легион насчитывал от 4,5 до 10 тысяч человек, а представление о нем как о числе громадном, созданное, конечно же, Евангелием, привело к тому, что в системе древнерусского счета словом легион обозначались сто тысяч). Изгоняемые бесы не хотели удаляться неведомо куда и просили Спасителя, чтобы дозволил им войти в пасущихся поблизости свиней. Их просьба была выполнена, но не на радость им: свиньи, которых было около двух тысяч, не вынесли мучений, причиняемых бесами всякому живому существу, бросились в озеро (в тексте названное морем, как называется морем и всякое большое озеро) и утонули.

А человек терпел; терпел такие бесовские муки, которые довели до смерти громадное стадо. Считается — и в том числе во внехристианской этике — что терпение есть великая добродетель. Но действительно ли — всякое терпение?

Чтобы хотя бы подойти к ответу на этот вопрос, следует вспомнить, что все ответы кроются в едином Источнике: во Христе. Поскольку все то хорошее, что мы делаем, — от Него, то и терпение не составляет исключения. А земная жизнь Спасителя открывает нам, что терпеть следует ради чего-то; Христос претерпевал неслыханные мучения ради победы над смертью, ради спасения всех нас. А ради чего мы, допустим, претерпеваем зубную боль (если бы еще терпели, а то на стенку лезем и не даем жить окружающим!)? Ради того, чтобы не идти к врачу, потому что боимся. Ради чего умные, образованные люди претерпевают боль в животе (а в медицине есть термин «острый живот»: когда он болит и есть температура, нужна немедленная госпитализация и сугубые меры предосторожности при перевозке), рискуя умереть от перитонита, что никак нельзя назвать христианской кончиной, — безболезненной, непостыдной, мирной?

Опять-таки потому что боятся операции. Что-то это мало похоже на добродетель, скорее уж на сугубое неразумие: ведь боль называют сторожевым псом организма, а разве разумно при поднимаемой верным сторожем тревоге стиснуть зубы и претерпевать? Не правильнее ли принимать меры?

Терпение всего во что бы то ни стало — это добродетель стоиков, это языческое самолюбование и самопревозношение, между тем как о необходимости исцеления многократно говорится в Писании, да и преподобный Серафим говорил, что физическая боль сильна до того, что превосходит душевную скорбь. И только святые мученики претерпевали ее со всем мужеством, потому что терпели во славу Божию, во имя Его, ради своей веры. И дело не в том, что далеко нам до мучеников (хотя по большей части это и так), а в том, что терпеть надо тогда, когда терпим мы ради Христа.

Но бывает ведь, что никакое лечение, никакие лекарства не умеряют боли, не способствуют излечению. И вот тогда больному остается только терпение, но опять-таки не ради того, чтобы продемонстрировать великолепные волевые качества, но чтобы учиться исполнить волю Божию. Это трудно; это очень трудно, так же как трудно различать, когда терпение необходимо, а когда оно — проявление нашей косности.

Ровно то же самое относится и к мучениям, доставляемым всякого рода унижениями, обманом, издевательствами. Пожалуй, здесь трудности различения еще возрастают. Во-первых, не всегда можно разобраться, унижают ли тебя как личность (а здесь необходимо смирение) или как христианина, намереваясь поругать в тебе образ и подобие Божие. Во-вторых, если мы считаем, что имеет место второй случай, как реагировать?

Здесь не может быть даже самых приблизительных рекомендаций. Здесь остается только молитва. Возвращаясь к гадаринскому бесноватому, скажем, что все-таки терпел он не зря: он дождался спасения Христова. Должно быть, Бог дал человеку немыслимый «запас прочности» именно для того, чтобы мы дотерпевали до спасения. Правда, при этом встает вопрос о том, что же мы терпим: внешние бесовские козни или собственную инертность и душевную косность?

Фото: Владимира Ештокина.