Исповедь
Предлагаем читателям рассказ очень юного автора. Алеше Морозову из города Кузнецк Пензенской области пятнадцать лет, а литературным творчеством занимается с одиннадцати. Увлекается биологией, фотографией — а на каникулах служит алтарником в сельском храме.
1
Бум!!!
Треск рамы и лязганье разбившегося стекла. Послышались быстрые удаляющиеся шаги. Парень скрылся.
Тетя Наташа — женщина пятидесяти лет, выбежала на дорогу, стараясь опознать хулигана, да где уж там — мало что ночь — глаз выколи, так и мальчишку не догонишь. А окно муж вставил только полмесяца назад.
— Неужто окно разбили?! — спросил Николай из избы, стараясь не порезаться об острые куски стекол.
— Сам, что ли, не видишь?!
Тетя Наташа медленно стала возвращаться домой. В дверях избы она остановилась, повернулась к мужу и, всхлипывая, сказала:
— Завтра же пойду к Васильеву. Их внучок хулиган, шастает тут по ночам, он разбил.
— Как докажешь-то? Люди только посмеются. Будет тебе — вставлю новое окно, чего там…
— Бог не Тимошка, видит немножко. Все сельчане от внука обиду терпят! Довольно!. Он здесь никто, а он всех вокруг дураками считает. Гнать его надо в шею, вместе с дедом! Скольким уж он в лицо наплевал, а все молчат. Боятся, что ли? Паиньки все.
— Да что ж ты людям-то скажешь...
Муж не успел докончить.
— Дурак есть дурак, ничего не сделаешь. Да вот только умному с дураком жить тяжело. Меньше дураков будет, умные себя лучше почувствуют. Да ты посмотри, кого он из себя гнет — в автобусе каждый выходной с ним видимся, не поздоровается даже!..
Тетя Наташа еще что-то сказала, но Николай не услышал.
Он подошел к окну, осмотрел его.
— Ладно, утро вечера мудренее. Подушкой заложу, да можно и не закладывать — ночи-то теплые. Образумься, Наталья! У Васильева ведь брат — тракторист, с нас подешевле берет. Слышишь?!
— Мягко стелет, да жестко спать, — послышался через разбитое окно голос жены. — Втридорога пусть берет, зато окна целее будут. Да окно что — Бог с ним, в меня ведь попасть мог. Ты посмотри на камень-то, убьет только так!
2
Наступило утро. В восемь часов тетя Наташа уже стояла около дома Васильева и тарабанила в дверь. Дед, ни о чем не подозревая, открыл.
— Здравья желаю, Павел Иваныч! — гневно начала наступать тетя Наташа. — Вчера Димка твой мне окно расколотил. Где он? Говори!
— Нет его дома.
— Не ври!
— Правду говорю, Бог — свидетель! Нет его дома. Иди, избу обыскивай!
— А ночью вчерашней где он шлялся?
— Не знаю я. Вечером гулять ушел, до сих пор его нету. Авось с друзьями где-нибудь. Он у друзей не первый раз ночует. И окон он не бил, не может он...
— Вот что, Павел Иваныч, — сбавивши тон и немного успокоившись, начала тетя Наташа. — Я тебе говорю: Димка твой — дурень, ничего доброго из него не выйдет. Сейчас окна бьет, потом людей убивать станет Ты о себе подумай, люди-то как к тебе относиться будут? Каждый, кто мимо пройдет, в лицо плюнет. Один дурак всю семью в дураках оставит. Попомни мое слово. Если еще что-нибудь случится, прокурору письмо напишу, по судам тебя затаскаю!
Дед постоял еще немного, потом вошел в дом, оделся получше и пошел искать своего внучка.
3
Старая, покривившаяся от времени изба на краю деревни. Давно в ней никто не живет, окна деревенские хулиганы поразбивали, дверь тоже выломали, одним словом, дом превратился в груду рухляди. Отбросы общества — пьяницы и наркоманы иногда забредали туда, чтобы провести ночь. Не один раз пытались сельчане навести порядок — сломать избу, сруб разделить друг меж другом на дрова, а пустое место для чего-нибудь приспособить. Много раз собирались, а до конца так и не довели — участок наверное, числится на ком-нибудь. Чужой дом, хоть и старый, без спроса не сломаешь.
На том и закончили. Где деревенскому мужику хозяев искать? Один сельчанин слышал, что хозяин умер после двух месяцев болезни, другой слышал, что он здоров и живет теперь в Москве. Оставили дом как есть.
Туда Павел Васильевич и направился.
Подошел к избе, осмотрелся — окна затянуты пленкой целлофановой, кое-где заложены фанерой, что внутри — не видно. Открыл дед калитку, вошел. Двор весь зарос малиной.
Дед вошел в дом.
На столе сидели двое парней и обнимали девушек, рядом с ними, на стульях, — еще двое, внимательно наблюдали. Завидев старика, парни оттолкнули девушек и переглянулись.
— Дмитрий, — обратился Павел Васильевич к тому, кто сидел на стуле. — Выйди ко мне, поговорить нужно.
Парень, сидевший с девушкой на столе, резко встал, гневно посмотрел на Дмитрия и обернулся к деду. Дмитрию было шестнадцать, а этому — восемнадцать или девятнадцать.
— Слушай, клядь, уходи отсюда.
— Мне внук нужен. С ним уйду.
— Уходи, — парень подошел ближе. — Нас четверо, а ты один, и то еле на ногах стоишь. Пошел отсюда!!
— Стой, — Дмитрий встал. — Я иду с ним.
Парень огрызнулся и пошел на свое место. Павел Васильевич увидел под столом четыре бутылки пива.
Когда дед и внук уже были в дверях, восемнадцатилетний крикнул:
— Больше можешь здесь не появляться! И о бабенке своей забудь — я ее к рукам приберу...
4
Павел Васильевич и Дмитрий сидели во дворе собственного домика на низенькой лавочке.
— Сельчане ко мне приходили. Зачем тете Наташе окно разбил?
— Я не разбивал.
Дед не стал спорить.
— Что это за народ? Те, с которыми ты был в доме?
— Мои друзья.
— Я видел у вас бутылки пива. Откуда деньги взяли? У меня крадешь?
— Нет.
— Так-так, — дед встал, сделал несколько шагов и продолжил:
— Деньги ты не берешь, а пиво покупаешь. В окна ты камнями не бросаешь, а окна разбиты. Не далеко ли зашел?
Дима ничего не ответил.
— Мать купила тебе новые джинсы, а ты их ножницами изрезал. Ходишь теперь как оборванец. Зачем?
— Мода такая.
— Мода среди кого? Среди этих дураков? У них и мат — норма, и сигареты — норма. Скоро и наркотики станут нормой. И ты собираешься следовать их примеру? Ты лучше, чем они, а опускаешься до таких низостей, будто хочешь быть на них похожим.
— Ладно, Дима, за окно я тете Наташе заплачу. Но как же ты дальше жить будешь? Может быть, ты хочешь жениться на одной из тех двух, которые были с вами в доме? Может, ты полюбишь девушку, которая смысл жизни видит только в пачке сигарет и бокале вина? Не будет у вас хорошей жизни. Ты — пример для своих будущих детей. Дети станут такими же, как и ты сам. Дать ребенку жизнь — это одно, а вот воспитать его — совсем другое. Если сам — дурак, воспитаешь таких же дураков, которые будут шляться по улицам ночью и колотить стекла.
Димка только ухмыльнулся и ничего не ответил. Дед продолжил:
- Затаскают тебя по участкам, в тюрьму посадят. Я рядом с тобой не буду вечно, и мать рядом будет не всегда. Как же ты собираешься зарабатывать на хлеб? Попрошайничать? Стоять около церкви и просить денег? Андрюшка там стоит с утра до ночи, да ведь он на гармони играет. Люди мимо идут — останавливаются, заслушиваются. На душе у них приятно делается, вот и бросают ему по рублю. А ты ничего не умеешь. Если для людей ничего не делаешь, то люди тебе тем же ответят, — дед помолчал, вдохнул и хмуро закончил: — В общем, подумай.
5
Последнее воскресенье августа. Людей в церкви — не протолкнешься, кто припоздал — стой на крыльце, молитвы и там слышно. Священник сегодня служит молебен для учеников. Родители ведут первоклассников, более старшие идут сами. Скоро-скоро деревенская школа откроет для них свои двери.
Незадолго до начала исповеди пономарь вышел в притвор приготовить теплоту и нарезать просфоры. Случайно он услышал голоса двух мальчиков:
— Сейчас будет спрашивать: «Слушаюсь ли родителей, учу ли уроки...»
— А мне что же, правду ему говорить?
— Я ему не вру. Мать с отцом в церковь не ходят, он им не скажет.
— А у меня ходят...
Но священник вопросы редко задавал. Что человек скажет на исповеди, то и скажет. Батюшка только даст совет, да скажет, мол, Бог простит.
Когда исповедь началась, пономарь, понимая, что конец не скоро, вышел на улицу отдохнуть и подышать свежим воздухом.
— Исповедники, подходите ближе, — сказал священник, выйдя из алтаря и разложив на аналое алтарный крест и Евангелие.
Длинная вереница учеников приблизилась к аналою.
Один за другим подходили и уходили дети. В основном, дети, так как в деревенской школе проходилась программа с первого по четвертый класс. Но приехали и ученики из города.
Подошла очередь Дмитрия, который, хоть и слыл хулиганом, имел «традицию» приходить в церковь на молебен перед началом нового учебного года.
Священник по обыкновению возложил на его голову епитрахиль и стал слушать. Когда же Дмитрий закончил, батюшка сказал:
— Ничего не забыл?
— Нет.
— Ты же окно у тети Наташи разбил.
Дима внимательно посмотрел священнику в глаза.
— Я не разбивал.
— Признайся, Господь простит. А если утаишь — сам мучиться будешь.
— Я не разбивал, — повторил Дмитрий.
Не желая спорить, священник прочитал молитву, Дима приложился губами ко Кресту и Евангелию и уступил место следующему.
6
Началась зима. Пономарь по своему обыкновению пошел на литургию к восьми часам. Вышел из дома — мороз страшный, весь дрожишь…
Солнце еще не взошло, темно. Дорога промерзла, покрылась коркой льда. Пономарь прижимает к лицу капюшон — холодный ветер бьет в лицо. Кое-как дошел.
Приехал священник, открыл церковь, вошли, а внутри — не теплее, чем на улице. Только ветра нет.
— Что такое, — из алтаря послышался голос батюшки, включающего паникадило. — Просил же Тамару включить утром отопление...
— А вот, — прервала его матушка. — Она, похоже, оставила. Да, ее рукой написано.
На столе в притворе храма лежала записка:
«Батюшка, батарея не включается. Вчера вечером сильный ветер был,электричество по всей деревне отключили. В шесть часов утра света не было, котел включить не смогла. К вашему приезду, дай Бог, дадут».
— Ну что ж, — грустно сказал священник. — Будем так служить.
Пономарь позвонил в колокола и вернулся обратно в храм. В его отсутствие уже зажгли свечи, возле которых можно было немного отогреться. Священник начал:
— Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков.
А пономарь с клироса продолжил:
— Аминь...
Прочитал пономарь страницу, нужно дальше, а повернуть не может. Пальцы окоченели, почти не двигаются, да и страницы твердые, не гнутся. Кое-как перелистал, продолжил.
Дочитав часы, он передал книгу матушке, которая в основном пела на клиросе и читала послание апостола Павла.
Храм вдруг озарился ярким светом — дали электричество, включилось паникадило. Котел начал согревать воду в трубах.
— Так никого и нет? — Спросил священник, когда Пономарь вошел в алтарь.
— Пока никого.
К концу службы, перед тем, как готовить причастие, священник по обыкновению спросил:
— Причастники есть?
Чей-то голос из храма ответил:
— Есть.
Священник удивился.
— Режь просфоры, а заодно узнай, кто там пришел. Да, кипяти воду для причастия.
Через минуту Пономарь вернулся.
— Андрей. Местный парнишка.
— Хорошо.
Началась исповедь.
— Слушаю тебя, Андрей.
— Батюшка, — сказал исповедник. — Я вам расскажу всю правду, ни слова не утаю. Я учусь в городе, в шестом классе. Мы с классом собрались в поездку, каждый должен был принести по пятьсот рублей. Принесли пока только десять человек. Учительница для чего-то принесла эти деньги в класс и, — у мальчика на глаза навернулись слезы. — Кто-то украл их из учительской сумки.
— Как это могло получиться?
— Учительница ушла обедать и оставила сумку в кабинете. В это время в кабинет зашел как раз наш класс. Посторонних никого не было. Я один раз украл в классе одну вещь, с тех пор всегда на меня думают. Не знаю, почему учительница так решила, но она говорит, чтобы я вернул деньги, иначе напишет заявление в милицию. Батюшка, дело не только в этом. Помните, кто-то разбил окно в доме тети Наташи? Это сделал я. Я разбил его. За меня отвечал другой. Мое зло ко мне вернулось, что ж, я отвечу за него. Два года подряд каждое лето я работал на школьной территории. Это возможно, центр трудоустройства выделяет на это средства. Я работал июнь и июль, платили мне тысячи по две в месяц. У меня есть пять тысяч, я их отдам. Думаю, Бог простит меня.
— Думаю да, ты поступишь правильно, ты искупишь свою вину. Делай так, как считаешь нужным.
Когда священник возложил на голову Андрея епитрахиль, исповедник спросил:
— А Вы не расскажете про то, что я сказал вам?
— Священник хранит тайну исповеди, будь спокоен.
Андрей причастился, запил причастие теплотой. Литию священник служить не стал — все равно никого нет.
— Как же ты сегодня сумел прийти? На улице вон мороз какой, — спросил батюшка, задувая лампадки.
— У меня здесь живет тетя, я к ней приезжаю на выходные. Я приехал вчера в половине шестого — было еще не так холодно.
Из окна церкви стало заметным взошедшее солнце. Оно освещало землю и снег, и корка льда переливались золотистым блеском в его теплых лучах. Мороз начал спадать.
7
Андрей вошел в кабинет, держа в руках пять тысячных купюр. Математичка Ирина Григорьевна сидела за столом, рядом с ней стоял Дима и отвечал урок, который не выучил к нужному времени. Больше никого не было.
— Вот, Ирина Григорьевна, я принес вам деньги, — сказал Андрей.
— Хорошо. Молодец, что признался, — учительница тепло улыбнулась.
Дима внимательно посмотрел Андрею в глаза.
— Зачем ты принес... — Дима запнулся.
— Я украл, — ответил Андрей.
— Дима, отойди, мне нужно с ним поговорить, — она повернулась к Андрею.
Дима отошел к окну, положил руки на подоконник.
Спустя минуты три Ирина Григорьевна обратилась к нему:
— Иди отвечать.
Дима не двинулся с места.
— Что же ты стоишь?
Андрей в это время стоял в дверях, какая-то сила мешала ему идти.
— Зачем ты принес деньги? — вдруг обернулся к нему Дима. — Ты ведь не брал их?
— Откуда тебе знать?
Теперь Дима обратился к учительнице:
— Ирина Григорьевна, это я украл у вас деньги.
Учительница внимательно посмотрела на Андрея и Дмитрия, потом обратилась ко второму:
— Но ведь тебя не было в кабинете?
— Да, меня не было. Я предложил украсть деньги девочке из того класса, который был в кабинете. Я сказал, что заплачу ей тысячу из украденных денег. Она согласилась.
— Андрей, а почему же ты принес деньги, если знал, что не крал?
— Однажды ночью я разбил окно в доме тети Наташи, когда был в деревне. Его вставлял другой человек. Мне до сих пор стыдно.
— Окно вставлял мой дедушка, — сказал Дмитрий.
Солнце сияло за окном, растапливая намерзшие на окнах морозные узоры. Теплело.