После школы я поступил в Челябинский государственный технический университет на специальность «Конструирование и технология радиоэлектронных средств». Круг общения в студенческие годы у меня был широким, я искал себя: немного общался с кришнаитами, книгу о них прочитал, протестанты учение своё пропагандировали, я разные философские мысли изучал. Однако это всё вызывало у меня 

отторжение.

Для меня важными были три составляющие: чистота, святость, мудрость. Церковь казалась мне тогда чем-то исключительно обрядовым – свечки, бабушки, священники. Душа требовала большего. Но со временем, когда покрестились мои мама и тётя, я стал читать Евангелие. Сначала прочёл Евангелие от Матфея. Вроде, понятно, потом ещё почитал, уже ничего не понятно, события повторяются, а оказалось, что я прочёл уже другое Евангелие. Потом Лопухина изучал, историю Ветхого и Нового Заветов. Постепенно Православие становилось для меня более понятным и интересным.

Уже на втором курсе я крестился, очень сознательно. Со временем пришёл в один из челябинских храмов к священнику и сказал, что хочу больше узнать о нашей вере. Священник выделил мне хорошего катехизатора – Ольгу (она пела на клиросе), которая стала мне второй крёстной. Каждое воскресенье я ходил в храм. После воскресной службы провожал Ольгу до дома, а это около 10 километров. В течение всего пути я задавал ей много вопросов, на которые получал важные для себя ответы. Наши беседы были очень интересными и полезными.

За студенческие годы мною было прочитано множество жизнеописаний Отцов Церкви. Ольга подарила мне книгу о старце Амвросии Оптинском, я раз пять её прочитал. Стал склоняться к монашеской жизни, и уже тогда открыл для себя, что если встретить такого руководителя, как Амвросий Оптинский, то можно всё бросить и уехать подвизаться. Позже я прочёл книги и о других Оптинских старцах, собрание сочинений святителя Игнатия (Брянчанинова), житие преподобного Серафима Саровского, труды святителя Иоанна Златоуста, «Поучения» Аввы Дорофея, «Лествицу» и многое другое.

После окончания университета я отправился работать радиоинженером-технологом на военный завод в городе Трёхгорном Челябинской области. Городок этот был на московском снабжении, культура и спорт – на высшем уровне, преступность отсутствовала. Естественно, храма в Трёхгорном не было, он находился в горах. Я приспособился: в будни работал на заводе, а на выходные уходил через горы в церковь, в соседний город Юрюзань. Рано утром, едва светало, я выходил за КПП и горно-лесистой дорогой прямиком шёл в храм. Это вызывало во мне восторг, те времена до сих пор свежи в моей памяти: речки, лес, горы, птички поют. Красота!

У меня была большая мечта – увидеть Оптину пустынь. Я взял отпуск и на рождественские праздники в 1997 году отправился в Оптину. Эта поездка вызвала немало эмоций и восхищений: я впервые встретил монахов, помолился у мощей, на могилки к убиенной братии сходил, выполнял свои первые послушания. Но я чувствовал, что ещё слаб для пострига.

В Оптине мне дважды удалось пообщаться со старцем Илием. Уже на второй беседе он мне задал вопрос: «Зачем ты приехал в Оптину?» Я ответил: «К старцу». Но батюшка Илий благословил ехать в Троице-Сергиеву лавру, к старцу Науму.

Следующие полгода я проработал на заводе и летом отправился в Троице-Сергиеву лавру. Тогда принимали и отец Наум, и отец Кирилл. Попасть к отцу Кириллу не получилось, он болел и принимал мало, а старец Наум был в отпуске. Ни к кому не попав, я помолился у мощей преподобного Сергия и отправился домой. Только спустя полгода я посетил старца Наума на рождественских каникулах. Волновался, так как понимал, что нужно будет исполнить то, что батюшка скажет. Вопрос о женитьбе периодически возникал в моей голове, но в душе мне больше хотелось, чтобы старец Наум благословил на монашество.

Первый вопрос, который он задал мне: «Ты откуда?» «Из Челябинска», – ответил я. «Кем работаешь?» – спросил он. Я ответил громко, чтобы все слышали, поскольку было, что сказать: «Конструктор-технолог, на военном заводе работаю, с пятёрками окончил университет». Батюшка в ответ: «Так, вот тебе ручка и листок, напиши формулу, по которой вычисляется частота колебаний электромагнитного контура». Я, конечно, формулу знал, но перед старцем забыл, хотя и сейчас, спустя 20 лет, её помню. Элементарная формула, но перед отцом Наумом я напрочь всё позабыл. Он улыбнулся: «Ладно, структурную схему гетеродинного приёмника изобрази». И представляете, тоже из памяти вылетело. Я голову опустил и промолвил: «Батюшка, простите, я забыл». Тогда он во всеуслышание говорит: «Ну, двоечник, диплом купил, наверное. Ясно, наука – не твоя стезя, нужно духовному учиться, уровень духовного образования довести до светского. Ты Новосибирск проезжал, когда сюда ехал?» Я сказал, что Новосибирск в другой стороне, в Сибири. Сам я очень хотел в Оптину и спросил у старца: «Можно ли мне в Оптину?» Батюшка заключил: «Что тебе поклоны бить, поезжай в Новосибирск».

Сразу по возвращении в Трёхгорный я стал выяснять насчёт поездки. Взял две недели выходных в феврале 1998 года и поехал в Новосибирск. А здесь пурга, знаменитые февральские метели, сугробы выше крыш – такими были мои первые впечатления о Сибири.

Меня отправили в село Козиху. Помню, братия что-то строили, носили, особо не распространялись, всё больше молчали. Меня познакомили с иеромонахом Артемием (Снигуром) – ныне архиепископ Петропавловский и Камчатский), – отметив, что он здесь старший. Полтора часа мы проговорили с Владыкой. В этой беседе, собственно, он выдал мне программу на всю жизнь, сказав: «В Сибири мы строим храмы, но нужно ещё построить храм в сердце своём».

В Козихе я сначала жил как паломник. Первые послушания были тяжёлыми. Как-то дали нам с одним братом задание – наносить воды в баню. А колонка в одном километре ходу от монастыря. Выдали нам по две фляги на санки. Старший товарищ сказал, что будем отдыхать до шести вечера, а я не послушался и решил весь день таскать кирпичи.

Наступил вечер. Время идти за водой, а сил у меня нет. На улице темно, пурга, дороги замётаны, санки не едут. Напарник начал мне помогать: сначала его санки везли, потом – мои, а часть пути вообще фляги тащили на себе, и так по нескольку раз. Вернулся в келью я весь в снегу, полностью выжатый. Для себя в тот момент сделал открытие, что надо проявлять послушание во всём.

Владыка Артемий стал смирять меня. Однажды мне выдали кирзовые сапоги для работы и, прежде чем сдать сапоги на склад, я решил их помыть и начистить. Отец Артемий в то время собрался в Новосибирск и назвал точное время, когда я должен стоять у автомобиля. Пока я чистил сапоги, опоздал на несколько минут и весь путь до Новосибирска выслушивал выговор, почему я задержался. И уже в городе Владыка спросил меня: «Ну что, вернёшься?» Я пообещал.

Через пару лет я обнаружил в монастырском дневнике запись: «Приезжал паломник Александр из Челябинска, выполнял такие-то послушания, уехал, обещал вернуться. Посмотрим…»

Две недели. И несмотря на то что условия были непростыми, спартанскими (в келье саманные стены, половину пространства занимала печка, где мы и спали), мне очень понравилось в Козихе. Я осознавал, что это то, о чём я читал в святоотеческой литературе: современная братия жила и подвизалась в глухой Сибири так же, как об этом написано в монашеских житиях.

После утреннего правила, литургии и завтрака вся братия выходила на работу – до 20:30. Сна не хватало, выходных не было. Лишь два раза в неделю удавалось немного отдохнуть: в четверг вечером (банный день) и в воскресенье после службы.

Когда-то я прочитал, что на монашество нужно брать благословение у родителей, и поехал за ним в Казахстан. В нашей семье несколько братьев, но высшее образование было только у меня, поэтому я считался надеждой для родителей, они думали, что я всё семейство со временем «подниму», из нищеты выбраться сможем, а тут такая новость – монашество.

Мама почти сразу согласилась, а папа пребывал в недоумении: «Я тебя не понимаю. Будешь работать на кого-то. Но ты взрослый человек, сам решай». Уже потом родители приехали в монастырь, папа увидел, что наместник работает больше нас, что братия все труженики. Папа и сам потрудился с нами (он строитель по профессии), успокоился и впервые пошёл на исповедь. Для меня это было большим утешением. Произошло то, о чём говорят, когда человек уходит в монастырь: весь род вымаливается, и Господь помогает родственникам монаха. Так 

мои родные стали потихоньку воцерковляться.

В основном все мои первые послушания были связаны со стройкой: в Козихе тогда много строили. Что-то переносили с одного места на другое, из шпал мосты возводили – ночью, под фонариками, прожекторами. Дело в том, что часто работа не прекращалась до самого утра, это называлось «включить лампочку». Кто не знал и спрашивал, что это такое, ему отвечали: «Вечером узнаешь».

Зимой до минус 27 градусов, тем не менее, братия продолжали работать на морозе: кирпич, кладка, бетон, раствор. В варежках, фуфайках, но справлялись с поставленными задачами. Вот так и домик деревянный отцу Науму построили – за сутки, когда в гости его ждали: в 9:00 начали и к утру следующего дня закончили.

Владыка Артемий в своё время служил в войсках, поэтому учил нас всё делать по-военному – быстро-быстро. Конечно, многие не выдерживали тяжёлых условий, уходили, не понимая, что так и должно быть. Я сравнивал наши проблемы с прочитанным в книгах и понимал, что подобные испытания проживали монахи во все времена.

Позднее меня келарем поставили, и на этом послушании мне также помогло чтение про монашество, которым я увлекался в студенческие годы. Однако я был в недоумении, что и как делать: соленья, заготовки и так далее. Я знал, что когда дают сложные послушания, нельзя отказываться, нужно браться за любую работу. Не понимая, с чего начать, я увидел на кухне пустую флягу (а в ней должна быть вода) и пошёл за водой. Владыка Артемий проезжал мимо на «Ниве», остановился и спросил: «Что, решил с фляги начать? Это правильно».

Потом я стал сооружать хранилища для овощей, склады для заготовок, спрашивал совета у знающих людей и постепенно освоил послушание келаря.

Долгие годы в нелёгких условиях мы занимались строительством, причём не только на территории монастыря, но и в близлежащих сёлах – возводили храмы, чтобы у каждого жителя была возможность прийти к Богу. Однако стройка не мешала нам служить Господу, мы молились, что называется, «без отрыва от производства».

Братия исповедовались регулярно, во время стройки духовник ходил по территории монастыря с епитрахилью. Так мы и жили много лет. Молились в процессе труда, на литургии бывали каждый день. И когда период масштабного строительства закончился, было принято решение, чтобы вся братия ходила на все монастырские службы.

Почти четыре года по благословению священноархимандрита обители Владыки Тихона я служил штатным священником на Архиерейском подворье в честь иконы Пресвятой Богородицы «Скоропослушница» (станица Мочище Новосибирской области). Потом меня вернули в Козиху уже в качестве благочинного, и мне опять пришлось вникать в вопросы хозяйства.

В мае 2012 Владыка Тихон назначил меня исполняющим обязанности наместника, а в октябре того же года Решением Священного Синода я был назначен на должность наместника (игумена).

Когда Святейший Патриарх Кирилл меня рукополагал, то отметил, что за это время Козиха дала больше архиереев, чем крупные монастыри центральной России. Он часто интересовался: «Что за Козиха такая в Сибири?»

Монахам желаю держаться, молиться, а мирянам – читать святых отцов, посещать обители в качестве паломников, пожить там, посмотреть. Надо понимать, что цель жизни в монастыре – исправление своей души. Будем помнить слова преподобного Иоанна Лествичника: «Свет монахов суть ангелы, монахи же – свет для всех человеков; и поэтому да подвизаются они быть благим примером во всём, «никому ни в чём не полагая претыкания» ни делом, ни словом (2 Кор. 6: 3)».